БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ – МНОГО БУКВ …

Время тогда было … ну ахренеть просто. Парадоксально – контрастное, можно сказать. Начало второго тысячелетия, когда, несмотря на заполонившие улицы иномарки и поголовное приобщение населения к сотовой связи и всяким интернетам, жить почему - то становилось все труднее и дороже. И даже несмотря на молодость, веселый нрав и легкость на подъем, временами опускались руки от беспросветной бесперспективности бытия, неустроенности и бесприютности окружающей действительности в сочетании с бесчеловечной несправедливостью, что так тогда возмущала душу и незрелое юношеское сознание.

Хотя, вполне возможно, что та концентрация грязи, мерзости и подлой гадости, что так бросалась в глаза, была всего лишь следствием выбранного пути, но так или иначе, именно это вот всё и делало дешевый майонез, выдавленный на отломанный кус хрустящего от свежести батона, которым заедаешь безвкусное и привычно проваливающееся в вечно пустое нутро, содержимое до половины наполненного граненого стакана, божественно - сладостным, нереально - притягательным и до ужоса желанным. Желанным настолько, что приходилось бороться с собой, дабы не зажмурить глаза от нестерпимого удовольствия, ощущая, как во рту буквально тает вышеозначенный кусок хлеба, щедро сдобренный уже упомянутым ранее майонезом.

Но жмурить глаза было бы непростительной ошибкой, так как они, покрасневшие от вечного недосыпа и вынужденные бодрствовать как бы уже не третьи сутки, только и ждали момента, когда я, дав слабину и отпустив контроль, позволю им сомкнуться. Но не только внутреннее упрямство удерживало меня от проявлений слабости, честь офицера, облико – морале и просто ощущение долга оказать посильную помощь в разборе хитросплетений свалившихся внезапно на старшего по званию, да и просто, гораздо старшего, товарища майора, задач, тем более, когда просит дама…

Должен признать, на товарища майора, я будучи только лейтенантом, смотрел с определенным пиететом, соблюдением субординации и крайним уважением, стараясь не обращать внимания на то как ахренительно - упруго и вызывающе – решительно, до почти слышного треска ткани, ее шикарные сиськи распирали форменную рубашку. «Ну, быть добру» - устало произнесла товарищ майор, так же опрокидывая наполненный мною стакан, и откинулась в кресле, отодвигая от себя стопку исписанных листов и закуривая, эффектно закинув ногу за ногу, не как Шерон, конечно, но тоже ничего так…

Когда за нашими спинами с металлическим лязгом захлопнулась дверь проходной и ночной воздух волной освежающей прохлады ударил в лицо, свинцовая усталость и равнодушная тяжесть, тянущая нервно-подрагивающие веки вниз испуганно отступила на пару шагов назад и позволила, подняв лицо вверх заценить красоту ночного неба с мириадами звезд, а мгновенно впитавшаяся в стенки усохшего желудка дешевая водка наполнила душу бесшабашной веселостью, алкоголическим роматизьмом и злым упрямством, которые стальным стержнем упруго распрямили спину, вновь позволяя почувствовать себя мужчиной, офицером и … хули, рыцарем бля, что в общем-то, и заставило галантно протянуть локоть товарищу майору и по – свойски, вопреки субординации да и просто присущей мне в те времена скромности, твердо, без вопросительных интонаций произнести – «Тебе в какую сторону, провожу»…

Осенний ветер холодил душу и все остальное, и как – то по особенному гулко в ночной тишине раздавался звук наших шагов, заставляя особенно остро прочувствовать одиночество, бессмысленность этого вот всего, и ту пропасть, что лежит между нормальной жизнью и …

«Ну вот мы и пришли, на чай приглашать не буду, но … есть предложение … Ты, Юрка, водки еще будешь?»…

Сидя за столом в неуютной и видимо редко посещаемой кухне, я охреневал от невозможности происходящего, робел и вообще чувствовал себя не в своей тарелке, стеснялся назвать ее по имени, а меж тем рюмки пустели одна за одной, а пепельница полнилась окурками, давая понять, настолько я тормоз.

Товарищ майор, несмотря на то, что была старше меня лет на десять - пятнадцать выглядела ахренеть как здорово, ну … в смысле как женщина. Её абалденные сиськи я уже упоминал, но она и в целом была той еще … волчицей. Апассной, грациозно-роскошной и до ужоса привлекательной, а я все никак не мог подобрать момент и повод преодолеть разделяющий нас стол, как впрочем и пропасть социального неравенства (какой мезальянс … что скажут в свете и все такое… типа не комильфо и даже конфуз) и сделать уже хоть что-нибудь.

Да чего говорить, я откровенно трусил, и это бесило. Всё, хватит … вот сейчас или я уже пошел, внутренне сжавшись подумалось мне, и моя рука протянулась к лицу товарища майора, со скупой офицерской нежностью коснувшись щеки. Убрав в сторону ниспадающий локон насыщенно – каштановых волос, потянула вперед весь мой организм, вынуждая его нависнуть над столом, и дотянувшись губами до рта оппонента запечатлеть на нем несколько нервный, но до дрожи в коленях искренний и голодный, как сто помойных котов, лейтенантский поцелуй…

Боже, какой же я мудак, это же надо было столько тянуть - думалось мне, когда её губы впились в мои, в ответном, влажно-нежном, раскованно-смелом, развратно-податливом и до неприличия мягком поцелуе. Этот момент был настолько фантастическим и до того сладким, что даже то, как она опустилась на колени и быстро расстегнув ремень в моих брюках, со стоном удовольствия и бесстыдной жадностью погрузила мой тут же воспрявший духом и буквально занывший от дикого желания член в свой рот, уже не вызвало смущения, а наоборот, подтолкнуло крепко обхватить ладонями ее голову, и забравшись пальцами в роскошную шевелюру, сверху вниз, охреневая наблюдать, как возвратно – поступательно, ритмично и плавно её голова двигается взад-вперед, скользя губами по напряженно - твердому стволу моего ниже пояса.

Единственное, что напрягало и не давало полностью раствориться в этом сумасшедшем мгновении наслаждения, так это чертовы звезды на погонах ее рубашки, заставляющие меня с ужасом и трепетом отгонять от себя шальную мысль, что ебу я в рот не красивую женщину, а целого майора.

Хотя, если быть честным, то не я её, а она меня ебла своим ртом. И лишь оказавшись в зале на старом, жалобно скрипящем под весом наших тел диване, посрывав друг с друга остатки одежд, я в полной мере смог ощутить безграничное, пьяняще восторженное и кружащее голову, бессовестное удовольствие, не испытываемое доселе ни с одной из сверстниц.

Ебаться в спину! Что она творила, даже не так … вытворяла. Она реально умела и не стеснялась брать то, что хотела ... и давать, к слову тоже. С каким наслаждением я сжимал в ладонях ее мягко-упругую, не потерявшую еще форму грудь, покрывая ее жадными поцелуями и слегка прикусывая нежные соски. Как сладко и тепло отдавались в душе ее нескромные стоны и крики – «Да, сильнее, еще, еще …» когда я с силой впечатывал свои бедра в ее, призывно белеющую впотьмах комнаты, ахринительную жопь. Как невыносимо приятно сжимала она мышцами своего горячего лона мой пульсирующий от напряжения и дикого удовольствия член. И с каким нескрываемым наслаждением, совершенно без стеснения, она вновь тянула к себе в рот мой хер, стоило мне уже в который раз залить ее живот и бедра своей спермой.

Это не она не знала слова нет, той ночью, практически все, что мы творили, было ее инициативой, и я только успевал подстраиваться под ее желания, хотя и сам не оставался в накладе. Она рулила и вертела мной по своему усмотрению, что уже нисколько не задевало моего мушского самолюбия. Это её бесстыдно - приказное – «Выеби меня» побуждало снова и снова, то залезать на нее, то сжав в кулаке ее волосы, с силой натягивать на свой член ее роскошное тело в коленно-локтевой или еще какой, неуставной позе.

Уставшие до предела, но так и не утолившие жажды, мы, не обременяя себя поисками одежды, курили на кухне, и вновь возвращались на ее потертый, как мне кажется, видавший многое диван, и когда прозвенел будильник, напоминая нам, что хорошего помаленьку, и вообще-то пора бы уже и на службу, мы все еще трахались …

Не знаю даже, хорошо или нет, что продолжения не последовало, все же то что случилось, было в большей степени стечением обстоятельств, а не нашим осознанным выбором, хотелось бы конечно, но зато, та ночь осталась неповторимой и единственной в своем роде. И вообще, сильного фетиша на женщин постарше я за собой особенно, конечно, не замечал, но вот тому чуваку, что поимел маму Стифлера, я всегда слегка завидовал.